25 января Владимиру Высоцкому исполнилось бы 85 лет. Сегодня для большинства он поэт и певец, который нервом исполнял свои песни, точно чувствовал пульс и боль времени. Удивительно, но до сих пор здравствует человек, который принимал Владимира Семеновича на работу в Театр на Таганке. Ему судьба ссудила закрыть крышку гроба любимого миллионами артиста.
«Мне есть что спеть, представ перед Всевышним»: 85 лет назад родился Владимир Высоцкий / Авторы: Елизавета Совцова, Анастасия Купреенко
Николаю Лукьяновичу Дупаку идет 102-й год. Бог дал ему долгий век и ясную память. Таким Высоцкого сегодня уже не знает никто.
«Зачем нам еще один алкоголик?..»
Любимов категорически не хотел брать Высоцкого на работу. Говорил: «Зачем нам еще один алкоголик?» Мне Володю порекомендовала его однокурсница Тая Додина. Она просила дать ему шанс, говорила, что он очень талантливый. «Тая! — сказал я ей. — Куда ж я его возьму? У нас по штату 50 человек, а фактически — 75». Но она нашла такие слова, которые меня тронули, и я пригласил Высоцкого на прослушивание. Он пришел, показал Челкаша, вроде не очень. Любимов ему сухо так: «Спасибо».
Тогда Высоцкий попросил разрешения спеть. Взял гитару и спел три песни. Любимов его спросил: «А чьи это слова?» Володя ответил, что слова его. На этом и расстались. Я убедил Любимова взять его на три месяца по договору.
Получится — прекрасно, не получится — не судьба. Тогда мы работали над «Героем нашего времени», ставили спектакль к юбилею Лермонтова. Высоцкому дали крошечную рольку штабс-капитана. Там нужно было сказать одну фразу: «Натура — дура, судьба — индейка, а жизнь — копейка, ну и дурак же ты, братец».
Он сделал все просто гениально и остался в театре. Когда я Любимову предложил Высоцкого на роль Гамлета, он вышел из себя: «Николай Лукьянович, не смеши! Ну какой из него Гамлет?!» В это время рядом оказался поэт Константин Симонов. Послушал и говорит: «По-моему, это интересно, я бы Высоцкого попробовал на эту роль». «Черт с вами, пробуйте», — махнул рукой Любимов.
Я репетировал с Высоцким, Глаголев — с Филатовым, а Любимов — с Золотухиным. Когда стали смотреть, то сразу было понятно, что Володя всех положил на лопатки. Нет, Золотухин мог играть, и Филатов мог, но Высоцкий такую взял высоту, такую ноту, что его уже никто не переплюнет. Вот так он и сыграл эту бессмертную роль.
Володя был безотказным, всегда приходил на помощь. А как он помогал мне как директору с бесконечными стройками и ремонтами — один его концерт открывал десятки дверей.
«Почему ему все сходит с рук?!»
Очередной съезд партии, наш театр принимает делегации коммунистов из 23 стран. Перед спектаклем прибегает моя помощница и говорит: «Высоцкий на ногах не стоит». Боже! Я бегом в гримерку к Володе, а он, что называется, лыка не вяжет. Мол, Николай Лукьянович, простите. Я ему, как пацану, зарядил пару подзатыльников: «Ты с ума сошел?! Политбюро в зале!» В ответ мычание. Говорю ему: «Ты сейчас со мной выходишь на сцену, твоя задача просто постоять несколько минут с опущенной головой. Все остальное сделаю я. Cкажу, что, к великому сожалению, спектакль состояться не может, артист Высоцкий потерял напрочь голос. Ты делай извиняющиеся жесты, но только не упади в зрительный зал. Так и сделали. Я сказал публике, что у меня есть два предложения: вернуть деньги или показать спектакль через три дня. За это время к артисту Высоцкому обещал вернуться голос. Зал встал и оглушил нас аплодисментами. Билеты не сдал ни один. После этого я посадил Высоцкого в машину и отправил к знакомым врачам, которые его не раз вытаскивали с того света. Через три дня зал был полон, а Володя просто блестяще отыграл спектакль.
С артистами театра часто случались истерики: почему Высоцкому все сходит с рук? Такие вопросы я слышал постоянно. И, честно говоря, порой не знал, что отвечать. Помню, на гастролях в Ленинграде, когда с Высоцким случился очередной запой, труппа почти единогласно проголосовала за его увольнение. Были замены, были очень тяжелые разговоры, все было.
Он мог подойти ко мне и сказать: «Николай Лукьянович, отпусти на три дня. Надо в Магадан слетать, золотодобытчики за концерт 10 тыс. платят». Как я мог его не отпустить? «Волга» тогда стоила меньше, чем ему платили за одно выступление. Мне таких денег никто в жизни не предлагал. Он возвращался, шел в комиссионку, покупал Марине Влади кулон за 6 тыс. и был абсолютно счастлив. Я тоже был счастлив от осознания, что имею отношение к его мужицкой и человеческой радости.
Один концерт Высоцкого открывал все двери
Многих злило, что он позволял себе определенные вещи. Театр на гастролях в Польше, Высоцкий не приезжает, говорит, что не может. Актеры узнают, что в эти дни он во Франции, они с Мариной на Каннском фестивале. В труппе тут же поднимается бунт: заявлен «Гамлет», а играть его некому. Сдаются билеты, скандал.
Что делать? Вводим на роль Гамлета Валерия Золотухина, он один спектакль сыграл просто блестяще. А на следующий спектакль на сцену вышел уже Высоцкий. Это очень хорошо на него подействовало.
Володя прекрасно понимал, что он болен, но есть вещи совершенно дьявольские, которые так глубоко и прочно сидят в человеке, что никакая медицина, никакие старания не могут их оттуда вытащить. Он плакал. Хотел от всего этого избавиться, но дьявол его не отпустил.
Драка на похоронах
О смерти Высоцкого я узнал от Давида Боровского, он мне позвонил. Организацией похорон занимался я как директор театра. Удалось договориться о месте захоронения и на Ваганьковском кладбище, и на Новодевичьем. Одновременно. Но Марина Влади и мама Володи, Нина Максимовна, возражали против Новодевичьего. Тогда ведь это кладбище было как отдел ЦК КПСС: вход только по паспортам и пропускам. Володю любил народ, а кто бы пустил народ к нему на Новодевичье? Потому остановились на Ваганьковском. Хотя сейчас гуляет байка, что Кобзон приехал на Ваганьковское, бросил несколько тысяч директору кладбища, и тот дал место. Ну что я могу сказать — супер! Он, может, потом и дал — но только после того, как мы все порешили. Сами подумайте, мы приехали на Ваганьковское с первым секретарем райкома партии, того райкома, к которому относилось тогда кладбище. Директор Ваганьковского перед секретарем на задних лапках прыгал. По-другому тогда быть не могло. Поэтому какой Кобзон и какие тысячи?
На похоронах власти страшно боялись бунта. В день прощания меня в восемь утра пригласил к себе первый секретарь Московского горкома партии Гришин. Выразил соболезнования и спросил: «Как вы собираетесь организовывать похороны?» Я сказал, что в течение нескольких часов будет панихида в театре. «Учтите одно: надо похоронить до захода солнца. Потому что примета есть такая…» — с нажимом сказал Гришин. Во время прощания случилась драка в моем кабинете, сцепились Юрий Петрович Любимов и Глинский, сотрудник аппарата Гришина, который все время торопил: «Заканчивайте, заканчивайте!» Очередь к гробу тянулась от самого Кремля, Любимов сказал, что будем прощаться до последнего человека из этой очереди. Глинский торопил, Любимов не выдержал… И понеслось! За грудки друг друга похватали и давай мутузиться. Еле разнял.
Еще помню, что кагэбэшников в тот день в театре была тьма. Один меня строгим шепотом предупредил, чтобы на кладбище не было никаких речей. Я счел это бестактным. Думаю: Мыкола, ты фронтовик, чего тебе этих идиотов бояться, грех же будет, если мы Володю закопаем, не сказав ему последнее слово. Короче, решился и высказал у гроба все, что было на душе. Помню свои последние слова: «Царство тебе Небесное и земное!» После этих слов мы закрыли крышку гроба и опустили в землю. Вот сказал тебе, все как было. Зачем мне врать, мне же к Богу скоро…
Справка
Николай Дупак родился в 1921 году, заслуженный артист РСФСР, заслуженный артист Украины. В кино начал сниматься у Александра Довженко, в картине «Тарас Бульба» играл Андрея. Фронтовик, командир кавалерийского эскадрона, трижды раненный и тяжело контуженный. Участник Сталинградской битвы. Четверть века был директором Театра на Таганке, самого посещаемого в Москве. Снялся более чем в 80 картинах.
Высоцкий посвятил Дупаку песенные строки: «Быть иль не быть?» — мы зря не помарали. Конечно — быть, но только начеку. Вы помните, конструкции упали? Но живы все, спасибо Дупаку…» Эти строки он написал после случая на одной из репетиций, когда артисты чудом остались живы после падения металлических декораций.
Автор: Александр Ярошенко, Российская газета
