Вторая мировая война оставила немало эмоциональных документов от первого лица. Это и знаменитый блокадный дневник Тани Савичевой, и письма к воображаемой подруге юной интеллектуалки из Нидерландов Анны Франк — ее заметки сегодня читаются как подростковый роман.
Одна из самых страшных трагедий гражданского населения развернулась в Сталинграде. И сегодня в музее-заповеднике «Сталинградская битва» хранится письменное свидетельство — дневник местной жительницы Анны Арацкой. Она начала вести его в 21 год. Девушка описала то, что ей пришлось перенести.
С 23 августа 1942 года начались бомбардировки города. Здания разрушены, семья Арацких, жившая недалеко от того самого дома Павлова, прячется в окопе. «И не знаю, когда придет конец всему. Ведь столько слез пролито за эти 13 дней. <…> Бомбить все продолжают, хотя бомбить уже нечего», — констатирует автор дневника 4 сентября, сидя на ступеньке и держа бумагу на коленях (этот листок вклеен в тетрадь). Накануне немцы сбрасывали зажигательные снаряды, которые попадали в соседские дворы. Получилось огненное кольцо. «Кошмар, наверное, весь впереди», — предполагает девушка.
Анна Франк в своих записях обращалась к выдуманной собеседнице: «Милая Китти». Ее тезка Арацкая беседует с самим дневником: «Милый дневник, когда же придет конец всему страданию? Теперь я вспоминаю новогодний сон. Большой белый крест — вот оно мое терпение. И гадание не блюдечке. Переживаниям нет конца. Эх, как не хочется умирать!»
Фиксирует Анна далеко не каждый день: часто нет времени, желания, бумаги. «А сегодня вдруг нашлось все (тетрадочку мне подарил один боец, перо попросила в штабе, где я служу, ну а чернила легко сделала из карандаша, ручку — из обыкновенной палки). Живем мы сейчас в доме-общежитии, пиши на здоровье», — это заметка от 14 ноября. В высказываниях Арацкой уже нет сентябрьского ужаса. Она даже иронично обращается к дневнику «мое немое создание».
«Начала писать еще с 5-го класса, но тот дневник теперь потерян для меня навсегда, я его брала с собой даже в окоп. Возможно, его кто-то читал?» Но тут же автор сообщает о гораздо более страшной потере. 27 сентября снайпер застрелил ее отца. Арацкая запомнила тихий, лунный вечер накануне. «Пришел Папа и сказал: «А ну вылазьте все из окопа и подышите воздухом», — а сам взял на руки свою любимицу Лиду, т. к. она меньше всех, ей 6 лет. Мы все расселись около него. В тот вечер Папа был почему-то такой задумчивый, казалось, что глаза его смотрели куда-то в одну точку, на Волгу, в них даже было видно отражение «золотой» лунной дорожки на воде».
А утром отец откинул крышку окопа и крикнул соседу: «Шура, выходи, все жив…». Он не успел договорить. Смерти ох как не нравится слово «живы».
После этого мать с пятью детьми пошла к переправе, которая находилась возле завода «Красный Октябрь». Их взяли на переполненный пароход. «Сразу же появились немецкие самолеты; сколько их было, не знаю, но много, сразу посыпалось множество бомб. Ужасная бомбежка, бомбы падали и впереди, и сбоку, и сзади, наш маленький пароходик качало так, что каждую секунду мы могли перевернуться», — вспоминала девушка. И все-таки судно доставило их на левый берег Волги.
Потом добрались до Камышина. Вот только там их никто не ждал. К счастью, сразу подвернулась работа: вольнонаемными в прачечный отряд. «Служба была нелегкая, мы долбили мерзлую землю, стирали в ледяной воде, натягивали палатки, пилили лес, ходили в наряд. Тяжело всем, главное — у нас была крыша над головой, жили в шалашах, были обуты, и кормили нас», — отмечает автор.
Пока все спят, при свете коптилки Анна пишет: «Только я думаю, что мы ни за что не сдадим наш город немцам. Мы ведь тоже в армии, все равно не отдадим город. Слышишь, проклятый Гитлер, будь ты проклят, грызи хоть зубами нашу землю, но не возьмешь наш Сталинград!»
И волжская твердыня устояла. Вот только Арацким за работу ничего не платили. Аня даже написала письмо Калинину, но без ответа. Трудоспособные члены семьи заболели, их уволили, но выдали продукты на десять дней. Печки из палаток куда-то увезли. А мороз в январе 43-го стоял сильно за 30. Как-то выжили.
26 февраля. В армию забрали 17-летнего брата Витю. «Его сборы были очень короткие, да и что собирать-то, одежда вся при нем. В дорогу Мама ему испекла лепешек из затхлой муки, которую они с Марией привезли из Сталинграда, эти лепешки были прямо несъедобные, горькие, черные, как кофе, но все равно мы им были очень рады, мы же голодали. Стоит Витя такой задумчивый, с повесткой в руках, и грустно так смотрит на Маму и Лидочку».
7 марта. С сестрой Тоней устроились прачками. На работу ходят по степи, в которой лежит много мертвых немцев. Наши летчики развлекаются тем, что пугают девушек, устраивая «инсталляции»: поставят окоченевший труп фашиста на ноги в сугроб, в руки ему — винтовку. Девчонки мимо таких «манекенов» стараются побыстрее пробежать.
23 марта. «Девочки ежедневно приглашают нас пойти с ними в клуб, но мы каждый раз отказываемся. В чем идти-то? Они вечером одевают все белые кофточки. И где только они их взяли? Такие хорошие, какой-то шелк, у них есть и обувь. А мы в чем пойдем? Кроме бушлата, да огромных кирзовых сапог у нас ничего нет». Ко всему прочему у Анны после тифа обрита голова. Так что придумала! Сохраненную прядь волос завила и пришила нитками к плотной бумаге. Клала ее на голову, а сверху надевала синий берет. Будто кудрявая челка выбивается.
И пошла с сестрами в клуб. Не в сапогах, конечно. Галоши одолжила! Впервые за полгода услышала музыку. Мать ворчит: есть нечего, а вы на танцы ходите. А у нее в ушах все отзываются звуки танго, фокстрота и вальса.
В конце марта Анна вернулась в Сталинград. «На своем родном месте было ничего не узнать. Пришла на свой двор, все заминировано, кругом таблички «Осторожно, мины». В окопе, где мы жили и спасались от бомб, было полно бутылок с горючей смесью». Переночевать в окоп пустила соседка. С неприязненным чувством девушка увидела, что землянка полна вещей, которые та выкопала в чужих дворах (люди прятали пожитки, когда спасались).
Скарб Арацких себе присвоил один из соседей. Аня увидела знакомую посуду. Но мужик согласился вернуть лишь пальто брата и эмалированный таз. Выкинул, как кость собаке. Милиция не стала вмешиваться.
Последняя запись 3 апреля. Второй раз в клубе с сестрой Антониной. Снова мать будет недоумевать, как можно плясать голодными. А вот можно. «Мы танцевали с Тоней. Я видела Валю, он видел меня, но даже ни разу не подошел ко мне. Интересно, что у него за цель: пришел, пригласил и, не дождавшись, ушел. Вел себя так, будто бы он не знал меня вовсе. Интересно, в чем же дело? Думаю, что в том, что плохо одета».
Анна Арацкая всю жизнь прожила в родном Волгограде, 30 лет работала в Качинском авиационном училище. Умерла в 1996 году. Ее сестры Мария, Тоня, Лида тоже дожили до преклонных лет. Вернулся с войны старший брат Саша. А вот Витя погиб в августе 44-го.
Автор: Роман Мерзляков, Российская газета
