В пункте временного размещения жителей белгородского Шебекино для приема людей оборудованы несколько этажей: кровати в ряд, чистое белье на пушистых подушках. Свыше 500 человек сюда уже прибыли.
В небольшой очереди перед турникетами, оборудованными по последнему слову техники ради безопасности, никто ни с кем не общается. Тишину нарушает лишь шепот телефонных разговоров: «Да, мы доехали. Живы». Сумки и чемоданы — на проверку под металлоискатели, сами люди — строго через рамку. После этой очереди плавно переходим в следующую, уже на регистрацию.
— Да что ты названиваешь своей Полине? Недоступна она! Как они выедут теперь, когда снаряды строчат? — строгая мама говорит сыну-подростку, который не выпускает телефон из рук. — Не звони, вывезут их, как нас. И потом найдемся все.
В самом пункте, кажется, время будто замедлилось. Очереди приехавших людей подползают к столам регистраторов. Волонтеры задают несколько стандартных вопросов, и можно размещаться. Но не со всеми легко.
— Вот, видите, не помнит ни год рождения, ни адрес свой, — вздыхает волонтер Светлана, указывая на бабушку.
Та опирается на ходунки и только улыбается, покачивая головой в белоснежном платочке. Жила одна, уехала, как именно — не помнит.
Пожилых людей очень много. Самые запасливые и в ПВР приехали с сумками, в которых везли в том числе продукты. Нина Бочарникова удивила пакетом куриных яиц: поставила их рядышком с собой на диване.
— Я отдала паспорт, сейчас меня запишут. А в Шебекино я живу 60 лет, — рассказывает она. — Вот, забрала кошечку свою, мне ее жалко оставлять, да и поехала. Потому что бах и бах! Бах и бах! Кругом горит! Ну сколько можно?
Хронологию обстрелов и пожаров люди воспроизводят, как по написанному.
— Бедный наш город! Измочалили! Какие предприятия разбомбили! Вон видео в интернете — горит многоэтажка, а рядом — петунии цветут. Да я же те петунии сажала. И подруга моя! — одна из жительниц Шебекино не выдерживает, на глаза наворачиваются слезы…
Татьяна Ткачева заходит в ПВР с корзинкой в руках: привезла с собой двух кошек.
— Вы понимаете, я все эти дни сидела в подвале, там у нас маленькое окошечко. И вот как такового страха практически не ощущала. Хотя бахало — мама дорогая! Потом мне позвонили родственники и давай накручивать: «Да что ж ты сидишь! Да ты же понимаешь, тебя убьет!». Ну я и давай собираться. Сначала думала, вдруг эта ночь будет спокойной, но в три часа начался настоящий ад: минометы бьют, ПВО работает… Вот в перерыве между обстрелами брат моего зятя меня сюда и привез, а сам поехал еще за людьми — надо помочь выбраться. Потому что город горит. Кошечки мои вот в переноске. Знаете, удивительно: никогда не дружили, а тут прыгнули вместе в корзинку. Чувствуют и понимают все!
Татьяна Ткачева своей жизни без Шебекино и не представляет. Рассказывает, как работала на химкомбинате, известном в советское время на весь Союз, о том, чем занимается на пенсии, и как изменилась жизнь с началом обстрелов.
— Когда бомбили «стекляшку», то есть наш рынок прошлой осенью, ну, вы знаете, я стояла на остановке рядом, автобус ждала. Стояла и считала прилеты. Потом поняла, что могла бы и спрятаться, но почему-то не ушла, — признается женщина. — А теперь вот стою и жалею: в сумке остались мои новые платья и босоножки. Недавно купила, они мне нравились. Не взяла эту сумку… Ну, может, сохранится это все, и я еще надену и платья эти…
Надеждой на будущее делятся и другие шебекинцы. Никого не пугает перспектива восстанавливать город, зияющий теперь черными окнами. «Нам бы только вот сейчас отодвинуть ВСУ от границы», — слышится в очереди так же часто, как и телефонное: «Не переживайте, все хорошо, мы живы».
Текст/Фото: Анна Скрипка, Российская газета